Глава 26

Бекка Пул не знала, что и думать. В голове у бедняжки все перепуталось от обилия событий, обрушившихся на нее за последние дни.

Сначала мисс Джессалин собиралась замуж за мистера Митвелла, и Бекка была этим очень довольна. Ведь после смерти старой миледи бедная мисс Джессалин осталась совсем одна да еще с разбитым сердцем.

Но потом! В тот самый день, когда она была должна наконец стать счастливой, бедняжку, храни ее Господь, прямо от алтаря похитил этот дьявол, граф Сирхэй, и увез в эту ужасную Шотландию. Бекка содрогалась при мысли о том, что он там с ней делал. Потом этот безумец притащил ее обратно в Корнуолл, и за Беккой послали в Лондон, где она жила совсем одна в этом ужасном доме с крокодилами, сфинксами и Бог знает чем еще. Ей пришлось плыть на корабле, и до сих пор при одной мысли об этой поездке ее тошнило. А по приезде Бекке пришлось несколько дней сидеть на содовой воде и сухом печенье, и в результате она так ослабла, что ложку ко рту поднести не могла.

Но и в Корнуолле она не была в безопасности, по крайней мере в том, что касалось тела. Потому что здесь она постоянно натыкалась на мистера Дункана, который при каждой встрече буквально поедал ее глазами. А потом они с мисс Джессалин вдруг опять поехали в Лондон. Бекка не осуждала свою хозяйку за то, что та сбежала, ведь этот дьявол день и ночь держал ее в своей спальне. Подумав об этом, Бекка содрогнулась. На этот раз они ехали в Лондон в почтовом дилижансе, и в результате Бекка была вся в синяках. А то место, на котором сидят, вообще стало черным, как деготь.

И даже после этой кошмарной дороги ей не давали ни минуты покоя. Вот, например, вчера мисс Джессалин пошла и продала Голубую Луну. А Бекка-то думала, что ничто не заставит ее хозяйку расстаться с этой лошадью. Уж так она ее любила. И всю ночь напролет мисс Джессалин проплакала, а Бекка от жалости не могла заснуть, и вот теперь у нее в голове подагрическая боль.

А мисс Джессалин хоть бы что! Встала ни свет ни заря и снова куда-то отправилась. А после обеда вернулась с какой-то бумажкой, улыбаясь в пол-лица.

– У меня получилось, Бекка! Получилось! – говорила она, и смеясь, и плача, и кружа по комнате, так что у Бекки зарябило в глазах.

Сжимая амулет, она быстро помолилась святому Дженни. Уж не повлиял ли на рассудок мисс Джессалин брак с этим сумасшедшим графом? Ведь если пахту добавить в сливки, они превратятся в сметану.

– Что получилось, мисс? – осторожно спросила она.

– Он не попадет в тюрьму! Он, конечно, разъярится, когда узнает, что я сделала, потом надуется, ведь он упрямый, надменный Трелони до самого мозга костей, но в результате все-таки простит меня. А мне придется всего-навсего… – Джессалин осеклась и вспыхнула. – Вот выйдешь замуж за Дункана, тогда поймешь, что я имела в виду.

– Я же сказала вам, что не выйду за него. Никогда. Я… Снизу донесся такой страшный стук в дверь, что Бекка испуганно вскрикнула. Мисс Джессалин побежала в холл. Следуя за ней, Бекка гадала, огорчится ли мистер Дункан, когда увидит ее в гробу, совсем мертвую, ведь сегодня у нее уж точно случится сердечный удар.

– Джессалин! Открой эту проклятую дверь, или я ее выломаю.

Бекке показалось, что ей станет дурно.

– О Господи, спаси и помилуй! – бормотала она, опираясь на бронзовую стойку для шляп.

Мисс Джессалин смотрела на дверь так, как будто та в любую минуту могла соскочить с петель и укусить ее.

– Это Сирхэй, – сказала она, как будто это ее очень удивило.

Бекка в очередной раз пришла к выводу, что ее хозяйка сошла с ума, и кивнула.

– Да, мисс, это действительно милорд. Кажется, он очень сердится.

Мисс Джессалин гордо вскинула подбородок.

– Я его не приму, – сказала она громко, чтобы ее услышали по ту сторону дубовой двери.

– Еще как примешь, жена! – прогремел в ответ Маккейди. – Никуда ты не денешься.

Бекка схватилась за сердце. Казалось, оно сейчас выскочит из груди.

Мисс Джессалин повернулась к двери спиной.

– Бекка, подождешь, пока я уйду в свою комнату, и после этого впустишь его светлость. Проводишь его в гостиную и объяснишь, что для него меня нет дома.

– Мисс Джессалин, мне сейчас дурно сделается. Сердце так и колотится… – Бекка закрыла глаза и попыталась упасть в обморок. Но почему-то это у нее не получилось. Когда она снова открыла глаза, мисс Джессалин уже не было. И Бекке оставалось только молить о помощи святого Дженни.

– Мисс Пул! Немедленно откройте дверь.

Этот был голос уже не графа, а мистера Дункана, и Бекке совсем не понравилось, как он звучит. С чего это вдруг он приказывает ей? Она не его служанка и не его жена, и он не имеет никакого права… и вообще, она и не собирается выходить за него, а стало быть.

– Бекка! – заорал Дункан за дверью.

Дрожа как лист на ветру, она с трудом открыла дверь. Опустив глаза, чтобы не видеть лица этого дьявола во плоти, Бекка присела в реверансе.

– Добрый день, милорд. Жаль, что вы приехали, когда мисс Джессалин нет дома…

Даже не взглянув на нее, граф пересек холл, и его сапоги загремели вверх по лестнице. В дверном проеме показались широкие плечи Дункана. На его лице было какое-то странное выражение, как будто он собирался…

Бекка вздернула подбородок, не забыв при этом прикрыть волосами изуродованную щеку.

– Вам лучше держаться от меня подальше, мистер Дункан.

– А тебе лучше взять шляпку, перчатки и теплый плащ Потому что ты едешь со мной.

– Вы меня похищаете! – испуганно взвизгнула Бекка, пятясь назад.

Запрокинув голову, Дункан весело рассмеялся.

– Да, девочка. Я тебя похищаю. Мы женимся.

– Но я же говорила, что никогда, никогда не выйду…

– А я говорю, что выйдешь. Хочешь ты этого или нет, но ты будешь моей женой, будешь спать в моей постели, и черт меня побери, если тебе это не понравится!

Закусив губу, Бекка склонила голову. Однако через минуту она резко подняла ее и отбросила с лица волосы.

– В таком случае посмотри на меня повнимательнее. Дункан шагнул к ней.

– Я и так тебя прекрасно вижу.

– Нет, не видишь. Смотри!

Он стоял прямо перед ней. Господи, какой же он был высокий.

– Я вижу шрам, – ласково сказал Дункан. – И если бы человек, который это сделал, не был бы уже мертв, я своими руками убил бы его за тебя. – Взявшись за ее подбородок, он повернул ее голову. Изуродованная щека была безжалостно освещена. Дункан наклонился и поцеловал ее. – Вот и все. Шрама больше нет.

– Но… – Бекка коснулась щеки и почувствовала грубый, уродливый рубец.

– Шрама больше нет. Когда я смотрю на тебя, я вижу лицо ангела, и оно прекрасно.

Одним ударом сапога Маккейди сорвал задвижку. Дверь распахнулась. Две египетские погребальные урны на камине жалобно задребезжали.

Джессалин сидела в массивном кресле перед туалетным столиком и пудрила нос. Ее взгляд был холодным и отчужденным. Маккейди захлопнул дверь, и от этого погребальные урны угрожающе качнулись.

– Я не слышала, чтобы ты стучал, – заметила Джессалин. – И не припоминаю, что разрешала тебе войти.

– А мне твое разрешение не требуется. – Он направился к ней. Джессалин так стремительно вскочила, что тяжелое деревянное кресло покачнулось. Отбежав в сторону, она попятилась к стене, оклеенной обоями с узором из виноградных лоз и лотосов. Она прижала руку к горлу, а глаза двумя огромными серебряными тарелками заполняли почти все лицо. Она боится его гнева – это хорошо! Она этого заслужила. Он ведь чуть с ума не сошел, когда, вернувшись в Сирхэй-холл, обнаружил, что она уехала.

Преградив ей путь к отступлению, Маккейди прижался животом к ее животу. Он хотел ее и хотел, чтобы она это знала.

Склонившись к ее лицу, он пристально посмотрел в огромные глаза. Зрачки так расширились, что они казались не серыми, а черными.

– Ты была у Титвелла? – спросил он сквозь зубы. Горло Джессалин спазматически сжалось, и она с трудом выговорила единственное слово: